Ничего не понять. Между нами гудит реактивный двигатель «конкорда».

– Алло! Алло!

Ну и бардак!

– Алло! Алло!.. Черт!

Отсоединяюсь и заново набираю его номер. Оставьте голосовое сообщение. Еще немного – и мой мобильник вылетел бы в окно. Я мало что разобрал, но ясно услышал в голосе Леклерка ужас смертника.

Паразитологическая лаборатория… В горле комок. Голова пылает. Иду в гостиную. Девочка… Куда она опять запропастилась?

Электрички, заходясь гудением, катят по рельсам… Я отключил ток, питающий железную дорогу, заткнул наконец проклятый телевизор и, нагнувшись, заглянул под кровать. Никого.

– Ты выиграла, хитрюшка. Давай вылезай уже, хватит прятаться! Мне пора уходить.

Обозлившись, распахиваю все дверцы, обшариваю кладовку и стенные шкафы. Эта малявка могла проскользнуть куда угодно, даже сквозь стену!

Так и не нашел. Ну и к черту!

Умываюсь, начинаю переодеваться… и тут мне бросается в глаза волдырь от комариного укуса на левом предплечье. В голове вспыхивают слова судмедэксперта: убийство совершено не на поверхности… а внутри ее тела.

Я вспомнил, что было в доме Тиссеранов. Шелест крыльев в леденящей тишине. Сотни насекомых.

И от всей души пожелал себе ошибиться…

Глава девятая

Ровно в три часа дня Леклерк собрал нас в приемной лаборатории. Дель Пьеро, Сиберски, трое из научной полиции, два инспектора и я.

Взгляды у всех затуманены тревогой, потому что за стеной люди в белом смотрят в электронные микроскопы или впиваются в мышек ядовитыми иглами. Здесь, в самом сердце столицы, изучают эпидемиологию паразитарных болезней, передающихся векторным путем. Стараются, например, понять, почему некоторые зараженные животные, носители инфекции, не поддаются смертельным для людей болезням.

В этой зоне белого кафеля, бронированных дверей и прикрытых масками лиц пахнет дезинфекцией, чрезмерной чистотой, а точнее сказать: так и шибает в нос невидимой опасностью…

Окружной комиссар прочистил горло. По его лбу крупными каплями катился пот.

– Поскольку не все вы владеете информацией на одном и том же уровне, повторю объяснения с самого начала. Анализы крови Вивианы Тиссеран, женщины, которая была найдена мертвой в исповедальне, равно как и результаты вскрытия, показали, что она стала жертвой одной из самых опасных форм малярии. Паразит в течение десятидневного инкубационного периода находился в ее печени, затем – менее чем за две недели – с ней расправился. Как сказал Ван де Вельде – бомба замедленного действия…

Мы похолодели. Все бессознательно принялись почесывать кто руку, кто ногу, кто затылок. Я увидел, как переменился в лице Сиберски.

А Леклерк продолжал:

– Малярия – ее название идет от средневекового итальянского mala aria, «дурной воздух», – передается через посредничество особого рода комаров, анофелесов. Именно этих насекомых наши лаборанты обнаружили в Шом-ан-Бри, в доме Тиссеранов. Анофелес заражает человека, когда сосет кровь.

Окружному комиссару было не привыкать к опасностям, но на этот раз он не мог скрыть отчаяния. Дель Пьеро кусала пальцы, остальные – и я в том числе – весь кулак. Комары ни одного из нас не пощадили.

Посыпались идиотские вопросы и высказывания:

– Что теперь с нами будет?

– Нам нужны лекарства, антибиотики!

– Не может быть! И что теперь – объявят карантин?

Леклерк попытался утихомирить собравшихся:

– Сейчас придет специалист, он подробно расскажет о способах борьбы с опасностью, которая нам угрожает.

– Малярия! Малярия! Да как такое возможно? – твердила перепуганная Дель Пьеро. – Во Франции не бывает малярии! Откуда взялась эта гадость? Черт!

– Во всем этом еще предстоит разобраться. Службы здравоохранения, ВОЗ и ученые разных специальностей уже подключились к работе. Они сообщат нам, насколько велик риск.

– Риск?! Насколько мне известно, от этого подыхают! А если не сдохнем, так нас до конца жизни будет трепать лихорадка! Я ведь не ошибаюсь, а, комиссар?.. Не ошибаюсь?

Окружной комиссар не ответил. Он сел на скамью лицом к нам, свесил руки между колен.

– Есть опасность распространения? – спросил я, почесывая ухо.

– Мне сказали, что эти насекомые – эндофаги, – ответил Леклерк, – они остаются внутри первого помещения, в какое проникли. Видимо, это должно уменьшить опасность распространения инфекции в Шом-ан-Бри… В любом случае пока требуется строжайшая секретность! Никто ничего не должен знать. Даже ваши семьи. Приказ министерства.

– Бред какой-то! – закричал Сиберски. – Как, по-вашему, я смогу скрыть это от жены?

– Как-нибудь выкрутишься. Малейшая утечка – и немедленно поднимется паника. Службы неотложной помощи захлебнутся, начнется психоз, и все это немедленно разнесут средства массовой информации.

Вошел какой-то тип на коротеньких ножках и в слишком длинном халате, маленькие круглые очки в роговой оправе с трудом держались на его орлином носу, и вид у мужика был очень серьезный.

– Добрый день всем, я профессор Дьямон, специалист-паразитолог.

– Вы уж простите, что не встречаем вас аплодисментами, – язвительно прошипел один из инспекторов, – и давайте сразу к делу, хватит тянуть резину! В двух словах: мы умрем?

– Мы сделаем все возможное, чтобы этого не случилось. Если лечение малярии начать вовремя, она не смертельна.

– Расскажите поподробнее, доктор! Что с нами будет? Чем нас станут лечить – антибиотиками?

– Антибиотики – не панацея, и малярию ими точно не лечат!

Профессор уселся на стол, выпрямил спину.

– Первое, что вам следует знать: зараженный анофелес не обязательно является переносчиком паразита. Имеется множество сложных факторов, и основной из них – возраст комара. У сорока процентов исследованных нами самок найден Plasmodium falciparum, худший из четырех паразитов, заражающих малярией, и в то же время наиболее распространенный. По иронии судьбы Plasmodium falciparum имеет форму кольца, и это – вкупе с крохотным размером – позволяет ему проходить даже в самые тонкие кровеносные сосуды, а следовательно – проникать в мозг. Исход вам понятен.

Все затаили дыхание. Мысленная пытка, такое чувство, будто мы оказались в зале, где совершается казнь, не зная, кому предстоит погибнуть. А профессор уточнил:

– Ваши шансы заразиться равны, скажем, двадцати из ста.

– Двадцать процентов! Черт! – заорал Сиберски. – Нас здесь девять человек! Значит, двое из нас могли заразиться! Какая-то блядская русская рулетка!

Дель Пьеро осела на стуле, закатила глаза:

– Извините… здесь… такая жара…

– Сожалею, но эти помещения не оборудованы кондиционерами, – объяснил ученый. – Сейчас мы пройдем в лабораторию, там прохладнее, и я вкратце расскажу вам о развитии болезни. Очень важно, чтобы вы всё хорошо поняли до того, как встретитесь с врачом, который назначит соответствующее лечение.

Мы, унылые, серьезные и безмолвные, выстроились друг за другом и, будто скот на бойню, потянулись по коридорам. С ума сойти, как рушится жизнь, стоит только в неудачное время оказаться в неподходящем месте. Вот в таких случаях и хочется палить. Пристрелить этого вора, крадущего жизни. Без всякой жалости…

Вот наконец отсек, посвященный Plasmodium falciparum, vivax, ovale и malariae [10] . Белые стены, белые полы, резкий свет неоновых ламп, сотрудники в масках. На стенах большие плакаты, показывающие стадии развития комара. Яйцо, личинка, куколка, имаго… Медленное созревание человекоубийцы.

– Анофелес – единственный переносчик Plasmodium falciparum, человек – его единственный хозяин, – начал Дьямон. – Этот паразит существует постольку, поскольку существуем мы. Нет людей – нет и малярии…

Он указал на фотографию насекомого, увеличенного до человеческого роста. Выпученные глаза, омерзительные волоски, несущий разрушение хоботок, похожий на титановое сверло.